Марат Сафаров, Нурзида Чанышева
Наследница татарской аристократии
Гюльнар Аслямовну Мамлееву знали очень многие в татарской общине Москвы, но еще больше – в ее родной Уфе. Прожив на свете 94 года (и определяющую часть своего века в столице), она в беседах и воспоминаниях всегда говорила о старой Уфе, о двух татарских фамилиях, воплотившихся в ней – Мамлеевых и Капкаевых, своих предках, которыми гордилась, и чьи изящные дореволюционные фото бережно сохранила.
Вот и нам, ранней весной позапрошлого года, в своей московской квартире, она подробно излагала сложные генеалогические связи аристократических родов, цитировала документы, наполненные архаичной лексикой императорской России. Складывалось впечатление, что мы переносились на улицу Тукаева (а точнее, на былую Фроловскую), в старинное здание Оренбургского магометанского духовного собрания, где в резиденции уфимского муфтия работали судьями (казый) оба ее деда - Нурмухаммед Мамлеев и Гиниятулла Капкаев.
«Мой дед, по материнской линии, Капкаев – родился в сентябре 1856 года в татарской деревне Иса (по-русски она называется Большая Поляна) Саранского уезда Пензенской губернии; теперь это Кадошкинский район Мордовии. Происходил он из мурз. Учился в известном медресе в селе Кышкар, в Заказанье, потом вернулся в родную деревню, где служил имамом. В 1893 деда пригласили в Уфу, где он при муфтии Султанове стал кадием в Оренбургском магометанском духовном собрании. На этой высокой должности Гиниятулла Капкаев контролировал деятельность членов ОМДС и делопроизводство. Его дочь – моя мама, Магруй, окончила в Уфе Мариинскую гимназию.
Семьи имамов стремились породниться между собой, заключали браки в своей среде. Вот и мама вышла замуж за моего отца – Асляма Нуриевича Мамлеева, сына другого многолетнего кади. Мой второй дед Нурмухаммед Бикбулатович Мамлеев родился в 1852 году в Уфимской губернии, в татарской деревне Яңа Мортаза ныне Чекмагушевского района Башкирии. Здесь жили потомственные татарские дворянские фамилии Еникеевы, Суховы и Мамлеевы. Новая Муртаза была знаменита на всю округу двумя медресе. Одна из них была открыта моим дедом Нурмухаммедом муллой Мамлеевым и называлась «школа-медресе Нурый муллы», а другую открыл приезжий Мухамметшакир хазрат Габделяппаров и именовалась она «медресе Шакира хазрата».
Нурмухаммед мурза Мамлеев (1852-1936) всю свою жизнь посвятил просвещению татарского народа. Образование он получил в Оренбургской татарской учительской школе, открытой в 1872 году, содержавшейся за казенный счет, и принадлежал к первому поколению учителей, пришедших в систему государственных школ для татар. У него был ближайший друг Идиятулла Токумбетов. И они, как Герцен и Огарев, поклялись служить своему народу, отправились в Западную Сибирь. Уже после этого дед работал в Пермской губернии, в русско-башкирском училище в селе Кунашак Шадринского уезда. Затем учительствовал в Уфимской губернии. Кроме татарского и русского, он отлично владел арабским языком и фарси. Сохранилось приветствие Бирской уездной земской управы по случаю 25-летия его службы в должности народного учителя с выдачей в награду 100 рублей. Это были немалые по тем временам деньги.
В самом начале своей учительской деятельности (это было еще в Западной Сибири), в татарской деревне – произошел с ним примечательный эпизод. Дед – тогда молодой учитель – объявил жителям села, что открывается школа, где будут преподавать татарский и русский языки, арифметику, другие светские предметы, а учителем станет он сам. Однако, на первый урок никто не пришел. Деревенские жители решили – раз будет преподавать русский язык, значит начнет «агитировать» принимать христианство - креститься. Нурмухаммед не растерялся. Он надел чалму и чапан, сел прямо на деревенской площади и стал громко, красиво читать Коран. На следующий день все сельчане за руку привели своих детей в школу. Так началось учительство Мамлеева. Это была начальная школа-мектеб.
Стиль, обороты речи, даже сам каллиграфический почерк говорят о высоком уровне его образования. Рукописные книги деда, написанные на татарском языке – арабским шрифтом, а также на арабском языке и фарси были посвящены вопросам духовно-нравственного просвещения. Это лекции по этике и эстетике, философии и дневник деда. Нурмухаммеда Мамлеева все уважали. Его ценил уфимский губернатор, который часто приезжал домой к Мамлеевым. Они с дедом подолгу беседовали о народном просвещении. Губернатор лично поздравлял его с мусульманскими праздниками. Здесь конечно важно подчеркнуть, что Нурмухаммед Мамлеев происходил не только из мурз, но и являлся по российским законам потомственным дворянином. В Уфимской губернии среди татар, происходивших из знатных родов, число дворян-мусульман было достаточно высоким.
По завершении своей учительской карьеры, которая продолжалась 27 лет, он стал казыем и фактически заместителем муфтия Мухамедьяра Султанова. Нурмухаммед Мамлеев прекрасно владевший русским языком и имевший отличное светское образование, занимался взаимоотношениями мусульманского духовенства и государства, которое представлял уфимский губернатор. Он проводил огромную работу, направленную на благо мусульман. Служил в Духовном собрании и при новом муфтии Мухаммед-Сафе Баязитове, а в марте 1917 года, то есть после Февральской революции, исполнял обязанности муфтия».
Уже во время этой встречи становилось очевидным, что Гюльнар Аслямовна являла собой последний осколок старого уфимского муфтията - не заставшая времени существования этого татарского общенационального института, она провела детство среди людей просвещенного круга, принадлежавших еще дореволюционной России.
Детство это было коротким, с перерывами, посреди репрессий и арестов родных. Гюльнар родилась в феврале 1930 года, а уже в 1931 году был арестован ее отец, работавший бухгалтером-плановиком. После трех лет заключения он в 1934 году возвращается к семье в Уфу. Мамлеевы переезжают в Москву, где Аслям Нуриевич получает должность начальника планово-финансового отдела Маркшейдерского треста. Мать работает в библиотеке им. Ленина.
Здесь надо отметить, что оба деда Гюльнар Мамлеевой, прочно связанные с имперской системой государственно-конфессиональных отношений, созданной еще при Екатерине II, со старым муфтиятом, не могли продолжить свою деятельность в новых условиях. Это стало очевидным не при большевиках, чья власть долго и не сразу утвердилась в Уфе, а уже в ходе Февральской революции. После падения монархии, в марте 1917 года по решению Президиума Уфимского губернского комитета Капкаев оказался под наблюдением правоохранительных структур. Муфтий Баязитов, человек трагической судьбы, тогда же был посажен новыми властями под домашний арест; после освобождения отправился в Петроград, где обратился с прошением о поддержке к главе Временного правительства князю Г. Е. Львову, однако в конце апреля был официально снят с поста главы Духовного собрания. Вскоре, в мае 1917 года, в Доме Асадуллаева в Москве состоялся исторический Всероссийский мусульманский съезд, на котором избрали муфтием Галимджана Баруди.
И хотя Гиниятулла Капкаев перешел в отделившиеся от уфимского муфтията Духовное управление мусульман Башкирии, став там также кадием, печатался вплоть до смерти в журнале «Дианат» — органе ДУМ БАССР, он уже принадлежал прошедшему времени. Ведь все помнили, что Капкаев, наряду с муфтием Баязитовым и богатыми петербургскими рестораторами Байрашевыми и Ялышевыми участвовал в 1913-14 гг. в создании проправительственного правого мусульманского народного союза «Сират аль-мустаким («Прямой путь»). Движение это было встречено негативно джадидской общественностью, и постепенно сошло на нет. Поэтому, для муфтиев-джадидов Г. Баруди и Р. Фахретдина Гиниятулла Капкаев не мог стать соратником.
В 1928 году Капкаев умер. Точная дата смерти Гиниятуллы хазрата была установлена известным уфимским краеведом Эльзой Маулимшиной, обнаружившей могильный камень религиозного деятеля на старинном Мусульманском кладбище столицы Башкирии.
Другой же дед, дворянин Н. Мамлеев покинул Уфу, похоронен в Москве, на Даниловском мусульманском кладбище. Он умер в 1936 году, и на камне обозначен причудливо, как «юрисконсульт по мусульманскому праву». Могила его расположена среди родственников, здесь же погребена и выдающаяся просветительница, педагог Марьям Султанова (1859-1928), и как известно – невестка муфтия Мухамедьяра Султанова. Все эти взаимосвязи и в жизни, и в местах захоронения не случайны, в очередной раз демонстрируют сословное (из дворян, мурз, влиятельных имамов) единство круга старого руководства Духовного собрания.
Представители этого круга были обречены в эпоху репрессий. В 1938 году отца Гюльнар вторично арестовали. Аслям Нуриевич Мамлеев был осужден на 8 лет лагерей, этапирован на Колыму, в бухту Нагаева. В заключении он работал на шахте и на лесоповале, умер в июле 1940 года от истощения…
Беды продолжились с началом войны. Школьница Гюльнар уехала с тетей в эвакуацию в Уфу, а мама и бабушка остались в прифронтовой Москве. Маму она больше не увидела – Магруй Гениятулловна трагически ушла из жизни в 1942 году, а вскоре умерла и бабушка. Благодаря тети у круглой сироты Гюльнар сохранилось ощущение семьи, да и рядом с единственным родным человеком она элементарно выжила. В 1948 году смогла поступить на географический факультет Московского городского педагогического института им. В. П. Потемкина. В школе Гюльнар Аслямовна проработала 27 лет. От учительской профессии у нее остался поставленный голос, чуть назидательные интонации, от уфимской семьи – богатый татарский литературный язык, стать предков-дворян, а рано пришедшее увлечение географией сохранило на всю жизнь интерес к путешествиям – сначала по Советскому Союзу, а в последние десятилетия – и за рубеж.
Раскладывая на широком столе, покрытом старинной скатертью, фотографии своих родных, Гюльнар Аслямовна показала и цветные снимки из новой жизни – память о своей поездке в Тунис, где в портовой Бизерте она встречалась с женщиной схожей судьбы – также учительницей, и хранительницей истории аристократических фамилий – Анастасией Ширинской (1912-2009). Бизерта стала местом последней стоянки русской эскадры, ушедшей в 1920 году в эмиграцию из Крыма. Здесь, на берегу Средиземного моря, Анастасия - православная дочь морского офицера Александра Манштейна вышла замуж за мусульманина – крымского мурзу Сервера Муртазу Ширинского и вошла в этот древнейший татарский род. В уютной Бизерте, спустя годы встретились и беседовали Гюльнар Мамлеева и Анастасия Ширинская, и чужую историю судьбы Гюльнар Аслямовна пересказывала нам как свою.
А еще она нам рассказала, что является постоянной читательницей газеты «Татарский мир», что общается с историками и журналистами из Казани и Уфы. Ей было за 90, но память, сила духа, обаяние, лучистые глаза скрывали возраст и болезни. Забота и внимание родных способствовали этому.
Неизбежный уход в мае этого года показал, сколь много людей дружили с ней, общались, помнили ее тепло. Трогательной стала наша короткая беседа с пожилой женщиной, которая оказалась ученицей Гюльнар Аслямовны, из ее первого классного руководства, из послевоенной московской школы. Подумалось тогда, что подобная пожизненная дружба ученицы и учителя может сложиться только у светлых людей, и что доброта преодолевает жизненные невзгоды, трагедии и одиночество.
И закономерным стало, что похоронена Гюльнар Мамлеева на Даниловском мусульманском кладбище, среди родных и рядом с Марьям Султановой. Напротив – известный среди московских татар Ерзинский участок. Это заповедная территория Даниловского кладбища, здесь покоятся представители старинных купеческих родов, в силу жизненных обстоятельств, покинувшие свою малую Родину – Касимов, Темников, Казань, Уфу. Москва приняла их и дала возможность развить свой предпринимательский талант. Многие из них занимались благотворительностью, смогли сохранить религию, национальные традиции и передать своим потомкам. При этом жили они в мире и согласии со своим соседом - русским народом, стали основой нашей московской татарской интеллигенции, которая интересовалась национальной литературой, с нетерпением ждала гастролей театра Камала, декады татарской культуры и искусства в Москве. Все это было и в долгой жизни Гюльнар Мамлеевой. Она вернулась к своим…
Под групповое фото:
Попечители оренбургского медресе Хусаиния.
Справа, первым сидит Нурмухаммед казый Мамлеев. Начало XX века.
Наследница татарской аристократии
Гюльнар Аслямовну Мамлееву знали очень многие в татарской общине Москвы, но еще больше – в ее родной Уфе. Прожив на свете 94 года (и определяющую часть своего века в столице), она в беседах и воспоминаниях всегда говорила о старой Уфе, о двух татарских фамилиях, воплотившихся в ней – Мамлеевых и Капкаевых, своих предках, которыми гордилась, и чьи изящные дореволюционные фото бережно сохранила.
Вот и нам, ранней весной позапрошлого года, в своей московской квартире, она подробно излагала сложные генеалогические связи аристократических родов, цитировала документы, наполненные архаичной лексикой императорской России. Складывалось впечатление, что мы переносились на улицу Тукаева (а точнее, на былую Фроловскую), в старинное здание Оренбургского магометанского духовного собрания, где в резиденции уфимского муфтия работали судьями (казый) оба ее деда - Нурмухаммед Мамлеев и Гиниятулла Капкаев.
«Мой дед, по материнской линии, Капкаев – родился в сентябре 1856 года в татарской деревне Иса (по-русски она называется Большая Поляна) Саранского уезда Пензенской губернии; теперь это Кадошкинский район Мордовии. Происходил он из мурз. Учился в известном медресе в селе Кышкар, в Заказанье, потом вернулся в родную деревню, где служил имамом. В 1893 деда пригласили в Уфу, где он при муфтии Султанове стал кадием в Оренбургском магометанском духовном собрании. На этой высокой должности Гиниятулла Капкаев контролировал деятельность членов ОМДС и делопроизводство. Его дочь – моя мама, Магруй, окончила в Уфе Мариинскую гимназию.
Семьи имамов стремились породниться между собой, заключали браки в своей среде. Вот и мама вышла замуж за моего отца – Асляма Нуриевича Мамлеева, сына другого многолетнего кади. Мой второй дед Нурмухаммед Бикбулатович Мамлеев родился в 1852 году в Уфимской губернии, в татарской деревне Яңа Мортаза ныне Чекмагушевского района Башкирии. Здесь жили потомственные татарские дворянские фамилии Еникеевы, Суховы и Мамлеевы. Новая Муртаза была знаменита на всю округу двумя медресе. Одна из них была открыта моим дедом Нурмухаммедом муллой Мамлеевым и называлась «школа-медресе Нурый муллы», а другую открыл приезжий Мухамметшакир хазрат Габделяппаров и именовалась она «медресе Шакира хазрата».
Нурмухаммед мурза Мамлеев (1852-1936) всю свою жизнь посвятил просвещению татарского народа. Образование он получил в Оренбургской татарской учительской школе, открытой в 1872 году, содержавшейся за казенный счет, и принадлежал к первому поколению учителей, пришедших в систему государственных школ для татар. У него был ближайший друг Идиятулла Токумбетов. И они, как Герцен и Огарев, поклялись служить своему народу, отправились в Западную Сибирь. Уже после этого дед работал в Пермской губернии, в русско-башкирском училище в селе Кунашак Шадринского уезда. Затем учительствовал в Уфимской губернии. Кроме татарского и русского, он отлично владел арабским языком и фарси. Сохранилось приветствие Бирской уездной земской управы по случаю 25-летия его службы в должности народного учителя с выдачей в награду 100 рублей. Это были немалые по тем временам деньги.
В самом начале своей учительской деятельности (это было еще в Западной Сибири), в татарской деревне – произошел с ним примечательный эпизод. Дед – тогда молодой учитель – объявил жителям села, что открывается школа, где будут преподавать татарский и русский языки, арифметику, другие светские предметы, а учителем станет он сам. Однако, на первый урок никто не пришел. Деревенские жители решили – раз будет преподавать русский язык, значит начнет «агитировать» принимать христианство - креститься. Нурмухаммед не растерялся. Он надел чалму и чапан, сел прямо на деревенской площади и стал громко, красиво читать Коран. На следующий день все сельчане за руку привели своих детей в школу. Так началось учительство Мамлеева. Это была начальная школа-мектеб.
Стиль, обороты речи, даже сам каллиграфический почерк говорят о высоком уровне его образования. Рукописные книги деда, написанные на татарском языке – арабским шрифтом, а также на арабском языке и фарси были посвящены вопросам духовно-нравственного просвещения. Это лекции по этике и эстетике, философии и дневник деда. Нурмухаммеда Мамлеева все уважали. Его ценил уфимский губернатор, который часто приезжал домой к Мамлеевым. Они с дедом подолгу беседовали о народном просвещении. Губернатор лично поздравлял его с мусульманскими праздниками. Здесь конечно важно подчеркнуть, что Нурмухаммед Мамлеев происходил не только из мурз, но и являлся по российским законам потомственным дворянином. В Уфимской губернии среди татар, происходивших из знатных родов, число дворян-мусульман было достаточно высоким.
По завершении своей учительской карьеры, которая продолжалась 27 лет, он стал казыем и фактически заместителем муфтия Мухамедьяра Султанова. Нурмухаммед Мамлеев прекрасно владевший русским языком и имевший отличное светское образование, занимался взаимоотношениями мусульманского духовенства и государства, которое представлял уфимский губернатор. Он проводил огромную работу, направленную на благо мусульман. Служил в Духовном собрании и при новом муфтии Мухаммед-Сафе Баязитове, а в марте 1917 года, то есть после Февральской революции, исполнял обязанности муфтия».
Уже во время этой встречи становилось очевидным, что Гюльнар Аслямовна являла собой последний осколок старого уфимского муфтията - не заставшая времени существования этого татарского общенационального института, она провела детство среди людей просвещенного круга, принадлежавших еще дореволюционной России.
Детство это было коротким, с перерывами, посреди репрессий и арестов родных. Гюльнар родилась в феврале 1930 года, а уже в 1931 году был арестован ее отец, работавший бухгалтером-плановиком. После трех лет заключения он в 1934 году возвращается к семье в Уфу. Мамлеевы переезжают в Москву, где Аслям Нуриевич получает должность начальника планово-финансового отдела Маркшейдерского треста. Мать работает в библиотеке им. Ленина.
Здесь надо отметить, что оба деда Гюльнар Мамлеевой, прочно связанные с имперской системой государственно-конфессиональных отношений, созданной еще при Екатерине II, со старым муфтиятом, не могли продолжить свою деятельность в новых условиях. Это стало очевидным не при большевиках, чья власть долго и не сразу утвердилась в Уфе, а уже в ходе Февральской революции. После падения монархии, в марте 1917 года по решению Президиума Уфимского губернского комитета Капкаев оказался под наблюдением правоохранительных структур. Муфтий Баязитов, человек трагической судьбы, тогда же был посажен новыми властями под домашний арест; после освобождения отправился в Петроград, где обратился с прошением о поддержке к главе Временного правительства князю Г. Е. Львову, однако в конце апреля был официально снят с поста главы Духовного собрания. Вскоре, в мае 1917 года, в Доме Асадуллаева в Москве состоялся исторический Всероссийский мусульманский съезд, на котором избрали муфтием Галимджана Баруди.
И хотя Гиниятулла Капкаев перешел в отделившиеся от уфимского муфтията Духовное управление мусульман Башкирии, став там также кадием, печатался вплоть до смерти в журнале «Дианат» — органе ДУМ БАССР, он уже принадлежал прошедшему времени. Ведь все помнили, что Капкаев, наряду с муфтием Баязитовым и богатыми петербургскими рестораторами Байрашевыми и Ялышевыми участвовал в 1913-14 гг. в создании проправительственного правого мусульманского народного союза «Сират аль-мустаким («Прямой путь»). Движение это было встречено негативно джадидской общественностью, и постепенно сошло на нет. Поэтому, для муфтиев-джадидов Г. Баруди и Р. Фахретдина Гиниятулла Капкаев не мог стать соратником.
В 1928 году Капкаев умер. Точная дата смерти Гиниятуллы хазрата была установлена известным уфимским краеведом Эльзой Маулимшиной, обнаружившей могильный камень религиозного деятеля на старинном Мусульманском кладбище столицы Башкирии.
Другой же дед, дворянин Н. Мамлеев покинул Уфу, похоронен в Москве, на Даниловском мусульманском кладбище. Он умер в 1936 году, и на камне обозначен причудливо, как «юрисконсульт по мусульманскому праву». Могила его расположена среди родственников, здесь же погребена и выдающаяся просветительница, педагог Марьям Султанова (1859-1928), и как известно – невестка муфтия Мухамедьяра Султанова. Все эти взаимосвязи и в жизни, и в местах захоронения не случайны, в очередной раз демонстрируют сословное (из дворян, мурз, влиятельных имамов) единство круга старого руководства Духовного собрания.
Представители этого круга были обречены в эпоху репрессий. В 1938 году отца Гюльнар вторично арестовали. Аслям Нуриевич Мамлеев был осужден на 8 лет лагерей, этапирован на Колыму, в бухту Нагаева. В заключении он работал на шахте и на лесоповале, умер в июле 1940 года от истощения…
Беды продолжились с началом войны. Школьница Гюльнар уехала с тетей в эвакуацию в Уфу, а мама и бабушка остались в прифронтовой Москве. Маму она больше не увидела – Магруй Гениятулловна трагически ушла из жизни в 1942 году, а вскоре умерла и бабушка. Благодаря тети у круглой сироты Гюльнар сохранилось ощущение семьи, да и рядом с единственным родным человеком она элементарно выжила. В 1948 году смогла поступить на географический факультет Московского городского педагогического института им. В. П. Потемкина. В школе Гюльнар Аслямовна проработала 27 лет. От учительской профессии у нее остался поставленный голос, чуть назидательные интонации, от уфимской семьи – богатый татарский литературный язык, стать предков-дворян, а рано пришедшее увлечение географией сохранило на всю жизнь интерес к путешествиям – сначала по Советскому Союзу, а в последние десятилетия – и за рубеж.
Раскладывая на широком столе, покрытом старинной скатертью, фотографии своих родных, Гюльнар Аслямовна показала и цветные снимки из новой жизни – память о своей поездке в Тунис, где в портовой Бизерте она встречалась с женщиной схожей судьбы – также учительницей, и хранительницей истории аристократических фамилий – Анастасией Ширинской (1912-2009). Бизерта стала местом последней стоянки русской эскадры, ушедшей в 1920 году в эмиграцию из Крыма. Здесь, на берегу Средиземного моря, Анастасия - православная дочь морского офицера Александра Манштейна вышла замуж за мусульманина – крымского мурзу Сервера Муртазу Ширинского и вошла в этот древнейший татарский род. В уютной Бизерте, спустя годы встретились и беседовали Гюльнар Мамлеева и Анастасия Ширинская, и чужую историю судьбы Гюльнар Аслямовна пересказывала нам как свою.
А еще она нам рассказала, что является постоянной читательницей газеты «Татарский мир», что общается с историками и журналистами из Казани и Уфы. Ей было за 90, но память, сила духа, обаяние, лучистые глаза скрывали возраст и болезни. Забота и внимание родных способствовали этому.
Неизбежный уход в мае этого года показал, сколь много людей дружили с ней, общались, помнили ее тепло. Трогательной стала наша короткая беседа с пожилой женщиной, которая оказалась ученицей Гюльнар Аслямовны, из ее первого классного руководства, из послевоенной московской школы. Подумалось тогда, что подобная пожизненная дружба ученицы и учителя может сложиться только у светлых людей, и что доброта преодолевает жизненные невзгоды, трагедии и одиночество.
И закономерным стало, что похоронена Гюльнар Мамлеева на Даниловском мусульманском кладбище, среди родных и рядом с Марьям Султановой. Напротив – известный среди московских татар Ерзинский участок. Это заповедная территория Даниловского кладбища, здесь покоятся представители старинных купеческих родов, в силу жизненных обстоятельств, покинувшие свою малую Родину – Касимов, Темников, Казань, Уфу. Москва приняла их и дала возможность развить свой предпринимательский талант. Многие из них занимались благотворительностью, смогли сохранить религию, национальные традиции и передать своим потомкам. При этом жили они в мире и согласии со своим соседом - русским народом, стали основой нашей московской татарской интеллигенции, которая интересовалась национальной литературой, с нетерпением ждала гастролей театра Камала, декады татарской культуры и искусства в Москве. Все это было и в долгой жизни Гюльнар Мамлеевой. Она вернулась к своим…
Под групповое фото:
Попечители оренбургского медресе Хусаиния.
Справа, первым сидит Нурмухаммед казый Мамлеев. Начало XX века.