Татьяна Ефремова — профессиональная певица и дипломированный этномузыколог – свой первый сольный концерт даст 19 мая на сцене Татарской государственной филармонии имени Габдуллы Тукая. Основа ее репертуара — народные песни: татарские, кряшенские, русские, казахские. Она исполняет их так свободно и завораживающе, что чуть ли не со второй секунды становится ясно: у Ефремовой не просто красивый «сливочный» голос и крепкая вокальная школа, петь — это ее предназначение, ее суперсила.
Лауреат международных вокальных конкурсов, обладательница титула «Кряшен чибяре-2016» («Кряшенская красавица-2016»), сравнительно недавно Ефремова решила взять себе сценический псевдоним — Biroka (произносится «Бирока», а означает — «Веревка»). Это звучное слово — ее кряшенский «кушамат», то есть имя (прозвище) рода Татьяны со стороны матери. Она — дочь рода Бирока.
«Каждый раз, выходя на сцену, я чувствую, что здесь и сейчас за спиной стоит мой род. Невероятные ощущения!» — говорит Татьяна.
— Вы — первая Татьяна в вашем роду?
— Меня назвали в честь бабушки — мамы моего папы. В нашей семье такая традиция: давать новорожденным имена бабушек или дедушек. Но моя мама, несмотря на эту традицию, хотела назвать меня Анжеликой: в то время показывали какой-то сериал про Анжелику. Но папа сказал: «Какая еще Анжелика?! И зарегистрировал меня Татьяной».
Свое имя я очень люблю. Оно мне подходит.
— Помните, когда впервые в своей жизни услышали музыку?
— Моей дочке скоро исполнится восемь месяцев. Я то и дело к ней обращаюсь: «Василиса, Василиса». Чтобы она понимала, что ее зовут Василиса. Но ведь никто из нас не помнит, когда именно произошло понимание своего имени. Также, мне кажется, можно сказать и про встречу с музыкой. Мы начинаем ее слышать, когда находимся еще в утробе матери.
У меня поющая семья: поют, и поют хорошо, абсолютно все. В детстве большое впечатление на меня производило, когда мои родители, бабушки с дедушками, все наши родственники собирались за большими столами, поставленными буквой «П», и хором пели свои любимые песни. Я «летала» от этого многоголосья.
— Что для вас ваш голос?
— До подросткового возраста я не считала, что имею талант к пению, тем более не считала, что у меня уникальный голос. Во-первых, мне об этом никто не говорил, а во-вторых, вокруг меня все пели. Мне казалось, что умение петь — это базовая настройка каждого человека. А потом у нас в школе создали хор. Именно в школьном хоре я с удивлением поняла, что, оказывается, не все люди умеют петь. Но я до сих пор не считаю свой голос уникальным. Когда пою, мне важно своим голосом менять эмоциональное состояние людей. Я хочу, чтобы людям от моих песен становилось хорошо. Бог подарил мне голос, чтобы я дарила его другим людям.
— Кто был вашим первым учителем пения?
— Мой первый учитель пения вообще не был учителем пения. Это Резида Нурахматовна Александрова, в татарской гимназии она преподавала географию, а еще была директором нашего Дома культуры в селе Осиново. Ей нравилось, как я пою. Мы вместе ездили на конкурсы. А репертуар мне подбирал ее муж, он профессиональный музыкант, гитарист. Мне уже 16 лет исполнилось, когда я решила, что мне все же нужно поступить в музыкальную школу на вокальное отделение (до этого я училась на фортепианном отделении). Так получилось, что консерваторию я закончила в 21 год, а музыкальную школу — в двадцать. То есть я параллельно училась и в музыкальной школе, и в Казанской консерватории — на кафедре татарской музыки и этномузыкологии. Мне было важно не просто петь, как Бог на душу положит, а делать это правильно. По этой же причине я и после консерватории решила учиться — в магистратуре и ассистентуре Казанского института культуры, где моим педагогом стала заведующая кафедрой вокала, профессор Венера Ганеева.
— Чьи голоса и какая музыка сформировали вас как певицу?
— Голоса моих поющих родственников. И народная музыка, народные песни. Если говорить про артистов, то назову Альфию Авзалову, Ильхама Шакирова, Венеру Ганееву, Хамдуну Тимергалееву, Салавата Фатхетдинова, Ханию Фархи. В детстве я думала, что все они тоже наши родственники, потому что их голоса, их песни были неотъемлемой частью жизни в нашей семье.
— Что для вас значит татарское слово «моң»?
— Принято считать, что это одно из самых необъяснимых на свете слов, что его смысл можно только почувствовать. Но ведь слов, значение которых сложно объяснить, очень много. Например, слово «любовь». У каждого свое понимание любви… А «моң» для меня — это, в первую очередь, мелизматика (мелизматика — способ распева текста, при котором на один слог слова приходится четыре или больше звуков мелодии, - прим. редакции). Это минорная лиричная песня с мелизмами. Такие песни есть не только у татар, еще - у башкир, у казахов. Кстати, в кряшенских песнях нет мелизматики.
— Татьяна, вы сотрудничаете с музыкантами группы этнической музыки «Кадим Алмет». После исполнения с ними песни чистопольских кряшен «Озату», которая была записана в фольклорной экспедиции в 1904 году, один из слушателей написал: «Теперь у этой песни есть та самая кряшенская душа». Что это такое — «кряшенская душа»?
— Если проживать песню, то у нее будет душа. У татарской песни — татарская душа, у кряшенской — кряшенская, у русской народной — русская. Главное — не просто чисто и аккуратно каждую ноту выпевать, а петь, понимая и чувствуя смысл песни. Для меня это самая ценная похвала — когда говорят, что у песни в моем исполнении есть душа. В 2023 году я участвовала в международном конкурсе казахской песни Voice of Turan, подготовила для него старинную песню «Караторгай», очень сложную. Полгода, если не больше, делала этот трек. И когда мне потом сказали, что песня прозвучала «с казахской душой», я была счастлива.
— В Коране написано, что самый неприятный и отвратительный звук — это рев осла. А какие звуки вы переносите с трудом?
— Мне обидно очень стало сейчас за осла. Он ведь не выбирал, какие ему звуки издавать. Это ведь Бог его наделил таким ревом… А я сама раздражаюсь не от неприятных звуков. Мне неприятно и больно, когда люди говорят друг другу неуважительные, бесчеловечные слова. Лучше я буду слышать рев осла, чем видеть, как чьи-то грубые слова кого-то глубоко ранят.
— Вокальные импровизации — это то, в чем вы особенно интересны и хороши. Возникает ощущение, что вы можете сочинять свою музыку, свои песни. Сочиняете?
— Нет, это не так. Для меня так удивительно, что кто-то может что-то сочинять. Например, моя мама пишет стихи. И я не понимаю: как она это делает?
Такие же мысли у меня и по поводу композиторов. Я, к сожалению, сама ничего не пишу, хотя мне многие говорят: у тебя хорошо бы получилось… Что касается вокальных импровизаций, понимаете, в импровизационные моменты я вообще не помню, что я пою, какие звуки издаю. Я будто отключаюсь. Я нахожусь в каком-то трансе. И та музыка, которая в тот момент возникает, ее уже не повторить потом. И меня это устраивает.
— В одной из ваших личных соцсетей есть тэг о вас — «дочь Свободы». Что он значит?
— Предыстория. В одном из сезонов телешоу «Голос» участвовала певица из Казани Тина Кузнецова с песней «Ай вы, цыгане». Я сразу влюбилась — и в эту песню, и в исполнение этой песни Тиной. Помню, потом каждую ночь перед сном я мечтала, что когда-нибудь и я исполню эту песню — на большой сцене, в образе цыганки и босиком, все в зале мне будут подпевать…Я так долго и так подробно об этом мечтала!.. Прошло много лет. И вот я стою за кулисами Большого концертного зала имени Салиха Сайдашева — в образе цыганки, босиком, готовлюсь выйти на сцену и исполнить в сопровождении большого оркестра, с хором, песню «Ай вы, цыгане». И вот я помню, что в тот самый момент, когда мне нужно было сделать шаг из закулисья на сцену, я поняла, что моя мечта сбывается. Сбывается прямо сейчас. Мне стало тогда очень страшно: вдруг что-то пойдет не так? Но все прошло замечательно, я такое удовольствие получила! Мне кажется, в этом мире счастливее меня на тот момент вообще никого не было.
Уже после концерта, когда мне прислали фотографии с выступления, я хотела опубликовать их в своих соцсетях. Я на них была такая свободная! И подписать эти снимки я хотела строчкой из малоизвестного стихотворения про цыганку, которое прочитала в интернете: «Дочь свободы и весны». Многие потом говорили, что «Дочь свободы» — это точно про меня.
— У вас есть продюсер?
— Нет. Все продюсеры, которые появлялись в моем творческом поле, говорили примерно одно и то же: «Ты круто поешь, ты красивая, но давай ты будешь иначе одеваться и петь другие песни?». То есть мне предлагали выходить к зрителям в коротком блестящем платье и петь «два прихлопа, три притопа», что само по себе совсем не плохо. Но таких певиц — сотни. И я отказываюсь. На самом деле это большое испытание — отказываться от таких предложений, потому что за ними стоят серьезные, богатые люди, которые легко могут сделать тебя звездой. В этот момент у меня на плечах будто бы сидят ангел и демон. Демон говорит: «Таня, если мы сейчас снова откажемся, то ради чего мы до этого столько трудились?». Ангел тоже не молчит: «Если согласимся, не будет ли это обманом по отношению к тебе самой, Таня?». Иногда даже злишься на Ангела, потому что он давит на больное. Но я все равно отказываюсь от предложений петь репертуар попроще, потому что понимаю:
моя внутренняя свобода в этом случае сразу же превратится во внутреннюю душевную тюрьму, и несмотря на славу, несмотря на какие-то деньги или еще что-то, мне это в итоге не принесет никакого удовольствия и счастья.
— А что помогает вам ощущать полноту жизни? И кто помогает?
— Внимание к своим интересам и желаниям, наверное. Вот стала мне интересна верховая езда — я, недолго думая, нашла преподавателя и год занималась верховой ездой. И так во всем: если я что-то хочу, я иду и делаю, что хочу.
А на вопрос, кто помогает мне ощущать полноту жизни, я отвечу так: моя семья, мои родные и близкие люди. Когда родные люди рядом, я вообще ничего не боюсь. Моя семья и мои родственники — это моя сила.
Беседовала Айсылу Кадырова
Лауреат международных вокальных конкурсов, обладательница титула «Кряшен чибяре-2016» («Кряшенская красавица-2016»), сравнительно недавно Ефремова решила взять себе сценический псевдоним — Biroka (произносится «Бирока», а означает — «Веревка»). Это звучное слово — ее кряшенский «кушамат», то есть имя (прозвище) рода Татьяны со стороны матери. Она — дочь рода Бирока.
«Каждый раз, выходя на сцену, я чувствую, что здесь и сейчас за спиной стоит мой род. Невероятные ощущения!» — говорит Татьяна.
— Вы — первая Татьяна в вашем роду?
— Меня назвали в честь бабушки — мамы моего папы. В нашей семье такая традиция: давать новорожденным имена бабушек или дедушек. Но моя мама, несмотря на эту традицию, хотела назвать меня Анжеликой: в то время показывали какой-то сериал про Анжелику. Но папа сказал: «Какая еще Анжелика?! И зарегистрировал меня Татьяной».
Свое имя я очень люблю. Оно мне подходит.
— Помните, когда впервые в своей жизни услышали музыку?
— Моей дочке скоро исполнится восемь месяцев. Я то и дело к ней обращаюсь: «Василиса, Василиса». Чтобы она понимала, что ее зовут Василиса. Но ведь никто из нас не помнит, когда именно произошло понимание своего имени. Также, мне кажется, можно сказать и про встречу с музыкой. Мы начинаем ее слышать, когда находимся еще в утробе матери.
У меня поющая семья: поют, и поют хорошо, абсолютно все. В детстве большое впечатление на меня производило, когда мои родители, бабушки с дедушками, все наши родственники собирались за большими столами, поставленными буквой «П», и хором пели свои любимые песни. Я «летала» от этого многоголосья.
— Что для вас ваш голос?
— До подросткового возраста я не считала, что имею талант к пению, тем более не считала, что у меня уникальный голос. Во-первых, мне об этом никто не говорил, а во-вторых, вокруг меня все пели. Мне казалось, что умение петь — это базовая настройка каждого человека. А потом у нас в школе создали хор. Именно в школьном хоре я с удивлением поняла, что, оказывается, не все люди умеют петь. Но я до сих пор не считаю свой голос уникальным. Когда пою, мне важно своим голосом менять эмоциональное состояние людей. Я хочу, чтобы людям от моих песен становилось хорошо. Бог подарил мне голос, чтобы я дарила его другим людям.
— Кто был вашим первым учителем пения?
— Мой первый учитель пения вообще не был учителем пения. Это Резида Нурахматовна Александрова, в татарской гимназии она преподавала географию, а еще была директором нашего Дома культуры в селе Осиново. Ей нравилось, как я пою. Мы вместе ездили на конкурсы. А репертуар мне подбирал ее муж, он профессиональный музыкант, гитарист. Мне уже 16 лет исполнилось, когда я решила, что мне все же нужно поступить в музыкальную школу на вокальное отделение (до этого я училась на фортепианном отделении). Так получилось, что консерваторию я закончила в 21 год, а музыкальную школу — в двадцать. То есть я параллельно училась и в музыкальной школе, и в Казанской консерватории — на кафедре татарской музыки и этномузыкологии. Мне было важно не просто петь, как Бог на душу положит, а делать это правильно. По этой же причине я и после консерватории решила учиться — в магистратуре и ассистентуре Казанского института культуры, где моим педагогом стала заведующая кафедрой вокала, профессор Венера Ганеева.
— Чьи голоса и какая музыка сформировали вас как певицу?
— Голоса моих поющих родственников. И народная музыка, народные песни. Если говорить про артистов, то назову Альфию Авзалову, Ильхама Шакирова, Венеру Ганееву, Хамдуну Тимергалееву, Салавата Фатхетдинова, Ханию Фархи. В детстве я думала, что все они тоже наши родственники, потому что их голоса, их песни были неотъемлемой частью жизни в нашей семье.
— Что для вас значит татарское слово «моң»?
— Принято считать, что это одно из самых необъяснимых на свете слов, что его смысл можно только почувствовать. Но ведь слов, значение которых сложно объяснить, очень много. Например, слово «любовь». У каждого свое понимание любви… А «моң» для меня — это, в первую очередь, мелизматика (мелизматика — способ распева текста, при котором на один слог слова приходится четыре или больше звуков мелодии, - прим. редакции). Это минорная лиричная песня с мелизмами. Такие песни есть не только у татар, еще - у башкир, у казахов. Кстати, в кряшенских песнях нет мелизматики.
— Татьяна, вы сотрудничаете с музыкантами группы этнической музыки «Кадим Алмет». После исполнения с ними песни чистопольских кряшен «Озату», которая была записана в фольклорной экспедиции в 1904 году, один из слушателей написал: «Теперь у этой песни есть та самая кряшенская душа». Что это такое — «кряшенская душа»?
— Если проживать песню, то у нее будет душа. У татарской песни — татарская душа, у кряшенской — кряшенская, у русской народной — русская. Главное — не просто чисто и аккуратно каждую ноту выпевать, а петь, понимая и чувствуя смысл песни. Для меня это самая ценная похвала — когда говорят, что у песни в моем исполнении есть душа. В 2023 году я участвовала в международном конкурсе казахской песни Voice of Turan, подготовила для него старинную песню «Караторгай», очень сложную. Полгода, если не больше, делала этот трек. И когда мне потом сказали, что песня прозвучала «с казахской душой», я была счастлива.
— В Коране написано, что самый неприятный и отвратительный звук — это рев осла. А какие звуки вы переносите с трудом?
— Мне обидно очень стало сейчас за осла. Он ведь не выбирал, какие ему звуки издавать. Это ведь Бог его наделил таким ревом… А я сама раздражаюсь не от неприятных звуков. Мне неприятно и больно, когда люди говорят друг другу неуважительные, бесчеловечные слова. Лучше я буду слышать рев осла, чем видеть, как чьи-то грубые слова кого-то глубоко ранят.
— Вокальные импровизации — это то, в чем вы особенно интересны и хороши. Возникает ощущение, что вы можете сочинять свою музыку, свои песни. Сочиняете?
— Нет, это не так. Для меня так удивительно, что кто-то может что-то сочинять. Например, моя мама пишет стихи. И я не понимаю: как она это делает?
Такие же мысли у меня и по поводу композиторов. Я, к сожалению, сама ничего не пишу, хотя мне многие говорят: у тебя хорошо бы получилось… Что касается вокальных импровизаций, понимаете, в импровизационные моменты я вообще не помню, что я пою, какие звуки издаю. Я будто отключаюсь. Я нахожусь в каком-то трансе. И та музыка, которая в тот момент возникает, ее уже не повторить потом. И меня это устраивает.
— В одной из ваших личных соцсетей есть тэг о вас — «дочь Свободы». Что он значит?
— Предыстория. В одном из сезонов телешоу «Голос» участвовала певица из Казани Тина Кузнецова с песней «Ай вы, цыгане». Я сразу влюбилась — и в эту песню, и в исполнение этой песни Тиной. Помню, потом каждую ночь перед сном я мечтала, что когда-нибудь и я исполню эту песню — на большой сцене, в образе цыганки и босиком, все в зале мне будут подпевать…Я так долго и так подробно об этом мечтала!.. Прошло много лет. И вот я стою за кулисами Большого концертного зала имени Салиха Сайдашева — в образе цыганки, босиком, готовлюсь выйти на сцену и исполнить в сопровождении большого оркестра, с хором, песню «Ай вы, цыгане». И вот я помню, что в тот самый момент, когда мне нужно было сделать шаг из закулисья на сцену, я поняла, что моя мечта сбывается. Сбывается прямо сейчас. Мне стало тогда очень страшно: вдруг что-то пойдет не так? Но все прошло замечательно, я такое удовольствие получила! Мне кажется, в этом мире счастливее меня на тот момент вообще никого не было.
Уже после концерта, когда мне прислали фотографии с выступления, я хотела опубликовать их в своих соцсетях. Я на них была такая свободная! И подписать эти снимки я хотела строчкой из малоизвестного стихотворения про цыганку, которое прочитала в интернете: «Дочь свободы и весны». Многие потом говорили, что «Дочь свободы» — это точно про меня.
— У вас есть продюсер?
— Нет. Все продюсеры, которые появлялись в моем творческом поле, говорили примерно одно и то же: «Ты круто поешь, ты красивая, но давай ты будешь иначе одеваться и петь другие песни?». То есть мне предлагали выходить к зрителям в коротком блестящем платье и петь «два прихлопа, три притопа», что само по себе совсем не плохо. Но таких певиц — сотни. И я отказываюсь. На самом деле это большое испытание — отказываться от таких предложений, потому что за ними стоят серьезные, богатые люди, которые легко могут сделать тебя звездой. В этот момент у меня на плечах будто бы сидят ангел и демон. Демон говорит: «Таня, если мы сейчас снова откажемся, то ради чего мы до этого столько трудились?». Ангел тоже не молчит: «Если согласимся, не будет ли это обманом по отношению к тебе самой, Таня?». Иногда даже злишься на Ангела, потому что он давит на больное. Но я все равно отказываюсь от предложений петь репертуар попроще, потому что понимаю:
моя внутренняя свобода в этом случае сразу же превратится во внутреннюю душевную тюрьму, и несмотря на славу, несмотря на какие-то деньги или еще что-то, мне это в итоге не принесет никакого удовольствия и счастья.
— А что помогает вам ощущать полноту жизни? И кто помогает?
— Внимание к своим интересам и желаниям, наверное. Вот стала мне интересна верховая езда — я, недолго думая, нашла преподавателя и год занималась верховой ездой. И так во всем: если я что-то хочу, я иду и делаю, что хочу.
А на вопрос, кто помогает мне ощущать полноту жизни, я отвечу так: моя семья, мои родные и близкие люди. Когда родные люди рядом, я вообще ничего не боюсь. Моя семья и мои родственники — это моя сила.
Беседовала Айсылу Кадырова