Второй век Расула Гамзатова
Расулу Гамзатову – 100 лет! Век Расула отмечается в его родном Дагестане, и по всей России. По указу президента России Владимира Путина, в нашей стране весь год проходят праздничные мероприятия, призванные отпраздновать юбилей и рассказать молодому поколению о творчестве великого аварца.
Особенная связь у поэта была с Москвой, где он учился в Литературном институте, многократно выступал на лучших площадках, обрел свой дом в самом центре столицы. Без преувеличения можно сказать, что Расул Гамзатов стал москвичом, и Москва является таким же важным местом сохранения памяти о его долгой насыщенной жизни и творчестве, как и аварский аул Цада близ древнего Хунзаха или Махачкала.
Поэтому не случайно, 10 лет назад, летним июльским днем, к девяностолетию поэта в Москве ему был установлен памятник на Яузском бульваре. Поэт изображен сидящим на старинном, украшенным затейливой резьбой кресле, больше напоминающем трон. В таком кресле Гамзатов, у своего махачкалинского дома, сидел и смотрел на горы, которые его вдохновляли.
Первый сборник стихов Расула Гамзатова на аварском языке вышел в военном 1943 году.
А первая книга на русском языке вышла в 1948-м, когда Гамзатов учился в Литературном институте в Москве. Русская и мировая литература подняла на горные высоты поэтический дар Гамзатова. В Москве Расул встретит лучших, пожизненных друзей – Якова Козловского, Наума Гребнева, Елену Николаевскую, сумевших с подстрочника передать миллионам читателям мелодию аварской музыки, самобытность и мудрую глубину его стихов. Мелодия – слово не случайное, ведь стихи Расула Гамзатова стали песнями, также созданными в Москве, и до сих пор звучат со сцены, напоминая о его романтическом даре.
В переводе с арабского Расул означает «посланник», «представитель». Имя среди горцев почитаемое, так как традиция связывает его с пророком Мухаммедом — посланником Аллаха. Названный в честь Пророка Расул Гамзатов в Москве стал посланником своего родного Дагестана.
«Аварский цветок лежит у меня в томике Блока. Нет юга без севера. А северу необходим юг. Лично я без русского языка был бы как без крыльев. Вот написал о своей матери-горянке и получаю трогательное письмо. Откуда? С Дальнего Востока. Пишу о погибших братьях, превратившихся в белых журавлей, и снова эхом откликается Россия. Душевный, отзывчивый народ».
Первым из семьи в Москве побывал отец Расула – аварский поэт Гамзат Цадаса, приглашенный в 1934 году на Всесоюзный съезд советских писателей, проходивший в Колонном зале Дома Союзов. Спустя несколько десятилетий со сцены этого исторического московского здания будет выступать Расул.
Летом победного 1945 года Расул Гамзатов отправился в Москву поступать в Литературный институт. В душе он считал себя уже состоявшимся поэтом, билет Союза писателей вроде бы тоже это подтверждал. Да и сомнения одолевали — чему его там научат, после уроков отца — Гамзата Цадаса? Родители, потерявшие на войне двух сыновей, отпустили Расула в Москву.
Столица ошеломила Расула. Он долго гулял по ее проспектам, пораженный толпам людей, транспорту, спускался на величественные, словно дворцы, станции московского метро.
Приёмная комиссия Литературного института была полна абитуриентов – выпускников московских школ и пришедших на Тверской бульвар фронтовиков на костылях. У многих на гимнастерках были боевые ордена и медали.
Поначалу, во время сдачи экзаменов, Расул жил у друзей отца, а после поступления поселился в общежитии Литературного института, располагавшемся в том же доме Герцена, в подвале. Расул сразу оказался в центре литературной жизни – молодые и маститые поэты и писатели приходили на Тверской бульвар, учились и преподавали, здесь проходили семинары и лекции, выступления и конференции. А где-то в глубине двора тихо жил с семьей писатель Андрей Платонов, имя которого редко тогда появлялось на страницах журналов.
Все было в Москве — новым, удивительным для горского юноши с широко открытыми глазами, искренним любопытством. Конечно, не привычно было без мягкой зимы и раннего весеннего тепла родного Дагестана, аварской еды, обилия фруктов и овощей – студенческая жизнь была скудной, но благодать приходила в творчестве и учении. Ему очень повезло с московским литературным наставником.
Расул Гамзатов учился в семинаре Павла Антокольского, известного в ту пору поэта, переводчика и драматурга. Он был человеком многих дарований и надломленной судьбы. Единственный сын Антокольского — Владимир, ровесник Расула, погиб в 1942 году на войне. Памяти его была посвящена поэма «Сын», удостоенная Сталинской премии. С войны не вернулись и 37 студентов Литературного института. Антокольский относился к Расулу Гамзатову с отеческой заботой, как, впрочем, и к остальным своим студентам. Павел Григорьевич открывал студентам неизвестную им русскую поэзию начала XX века, учил правилам стихосложения, рассказывал о Марине Цветаевой, с которой близко дружил, хлопотал в московских редакциях о публикации их стихов.
«Тому, первому послевоенному набору очень повезло, — вспоминал Расул Гамзатов. — Какая атмосфера товарищества была, какой дух братства, какие учителя нас учили!.. Москва и Литературный институт научили меня держать в руке перо, научили меня сидеть, склонившись над белой бумагой, научили меня любить и ценить святое чувство недовольства собой. Москва, Литературный институт открыли мне доселе неведомые тайны поэзии. Там я понял, что долгое время принимал за золото стёртые пятаки».
Здесь же, в Доме Герцена, в аудиториях Литературного института, судьба свела Расула с его будущими переводчиками. В институте Расул Гамзатов близко сдружился с Яковом Козловским и Наумом Гребневым — поэтами, прошедшими войну, которые взялись переводить его стихи. Его переводили ровесники, которые знали его хорошо, понимали его характер, и всегда просили прочитать переводимое стихотворение в оригинале – на аварском. Не случайно, Яков Козловский и Наум Гребнев стали мастерами переводов восточной литературы. Благодаря им зазвучали на русском современники – Алим Кешоков, Кайсын Кулиев, Мустай Карим, Танзиля Зумакулова, и классики – Руми, Насими, Бердах. Много позже, землячка Расула Гамзатова, большая аварская поэтесса Фазу Алиева станет известна на весь Советский Союз благодаря труду Инны Лиснянской.
Переводчик Елена Николаевская, учившаяся с Гамзатовым на одном курсе, вспоминала: «Моя встреча с Расулом Гамзатовым и его Дагестаном, принёсшая мне на всю жизнь сердечную, душевную радость, началась давным-давно, в незапамятные времена, и с тех пор не прерывается... Тверской бульвар, 25. Литературный институт. Первая послевоенная зима. Холодная аудитория. Расул читает свои стихи, а потом рассказывает их строчку за строчкой. Читает по-аварски, пленяя нас, слушающих, магическим звучанием, ритмом, инструментовкой неслыханной и мелодией, для нашего уха непривычной. Это было похоже на некую ворожбу, на волшебные заклинания из сказок».
Расул активно участвовал в подготовке подстрочников, объясняя содержание стихотворения. Затем они с переводчиком подбирали русские слова, которые наиболее точно или как можно ближе выражали мысль автора. После чего поэты-переводчики превращали этот первичный, рабочий материал в поэзию на русском языке, которая запоминалась, превращалась в песни.
Доверяя своим переводчикам, он не упускал из рук процесс перевода, стремился к максимальной передачи содержания и своих идей. Расул приглашал друзей в Дагестан, в свой аул, устраивал встречи с земляками. Это было не только проявлением кавказского гостеприимства, но и желанием познакомить московских литераторов с аварским укладом, природой Дагестана, звучанием языка его стихов в быту и на праздниках.
Расул Гамзатов объяснял суть ремесла перевода с юмором, как и многое в жизни:
«Что такое подстрочник? Один парикмахер подстриг, побрил меня, уложил мне волосы и сказал:
— Ну вот, пришёл ты ко мне, как подстрочник, а уходишь, как перевод».
* * *
Мне дорог был Кавказа быт суровый,
Родной аул в теснине древних гор,
Но, как орлёнок из гнезда родного,
Я всей душою рвался на простор
Москву Расул Гамзатов сразу полюбил. И вернувшись после окончания Литинститута в Дагестан, поселившись в Махачкале, он с большой радостью возвращался в столицу. Его статус первого поэта Дагестана, а впоследствии депутатские дела, располагали к частым командировкам.
В каждый свой приезд в Москву, Расул Гамзатов собирал друзей, проявляя щедрость истинно кавказского человека. Так повелось со студенческих лет, когда Расул, возвращаясь с каникул угощал однокурсников в общежитии Литинститута сушеным мясом и фруктами, привезенными из родного аула Цада.
Также, с юности, с первых гонораров, он полюбил легендарный ресторан Центрального Дома литераторов, демократичный Пестрый, а потом и более официальный Дубовый зал.
Многие из друзей Расула Гамзатова были москвичами, и они часто встречались. Обычно это происходило именно в ЦДЛ, где было шумно и весело. Здесь он общался и со своими друзьями – поэтами народов России, приезжавшими из Уфы, Элисты, Чегема. Мустай Карим, Давид Кугультинов, Кайсын Кулиев и Расул Гамзатов – их крепкая мужская дружба стала символом многонациональной культуры нашей страны.
Бывал Расул Гамзатов и в другом, не менее престижном месте советской Москвы – ресторане «Арагви», располагавшемся на улице Горького. С присущим ему юмором он называл банкеты после своих столичных поэтических или эстрадных концертов – третьим отделением. И на это «третье отделение», на угощенье Расула собирался весь цвет литературной и артистической Москвы. Как шутил поэт, говоря о московском гостеприимстве: «Когда я в Дагестане, москвичи — мои гости, а когда я в Москве, они — снова мои гости».
Жизнелюбивый, всегда находившийся в центре внимания, Расул Гамзатов умел держать стол, из залов московских ресторанов расходились по всей стране его остроты:
- Гонорар платить за строку?! Глупость! Я бы за миниатюры платил в сто раз больше. Сколько же надо труда, чтобы скалу отшлифовать в скульптуру!
— Платить за объём написанного? Платить надо за талант!
— Не люблю больших предисловий. Мне отец говорил: «Предисловие напоминает человека в большой папахе, заслоняющей в театре сцену».
— Издательство должно знать мнение читателя. Вот мой отец любил отдавать свои стихи в сельсоветскую стенгазету: уж аул обязательно прочтёт и обязательно обсудит.
— Какая самая любимая книжка Вашей жены? Кажется, сберегательная.
— Сижу в Президиуме, а счастья нет.
— Правило горцев: продай поле и дом, потеряй все имущество, но не продавай и не теряй в себе человека.
* * *
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времён тех дальних
Летят и подают нам голоса,
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса.
В 1968 году в апрельском номере журнала «Новый мир» было опубликовано пять стихотворений Расула Гамзатова. Одно из них было теми самыми «Журавлями», чей скорбный клич вскоре отозвался в сердцах всего народа большой страны. «Журавлям» суждено было стать главным произведением Расула Гамзатова, с которым он вошел в историю России.
«Я подумал о своих братьях, не вернувшихся с войны, о семидесяти односельчанах, о двадцати миллионах убитых соотечественников. Они постучались в моё сердце, скорбной чередой прошли перед глазами и — на миг показалось — превратились в белых журавлей. В птиц нашей памяти, грустной и щемящей нотой врывающихся в повседневность».
И всё же «Журавли» могли остаться лишь одним из замечательных произведений Расула Гамзатова, если бы на стихотворение не обратил внимание легендарный Марк Бернес. Один из самых требовательных к литературному материалу и музыке артистов эстрады Марк Бернес увидел в журнале «Новый мир», редактируемом Александром Твардовским, стихотворение Расула Гамзатова. Так началась удивительная судьба песни «Журавли», которая стала главной для её создателей — артиста, композитора и поэта.
Песня рождалась непросто. Марк Бернес полагал, что для эстрадного исполнения стихотворение нужно доработать. Как рассказала нам дочь поэта, Патимат Расуловна, Гамзатов по его просьбе заменил в русском тексте джигитов на солдат (а в аварском оригинале – были не джигиты, а парни).
Работать приходилось быстро, неизлечимо больной Бернес торопил. Хотел успеть записать полюбившуюся ему песню. К тому времени, когда был готов доработанный текст, Бернес уже разучивал песню с композитором Яном Френкелем в его квартире на Новоалексеевской улице.
Гамзатов говорил о той дивной поре создания великой песни: «Мне повезло и с композитором Яном Френкелем. Именно к нему обратился Марк Бернес с просьбой написать музыку на эти слова. И он, солдат и музыкант, прошедший всю войну, сделал это великолепно. Это была не столько удача композитора, сколько победа таланта, безошибочное, точное восприятие и воспроизведение движений души. Эта молитвенная песня стала началом нашей бесконечной дружбы».
Премьера песни «Журавли» состоялась в канун Дня Победы, 7 мая 1969 года в редакции газеты «Комсомольская правда». Сюда на свою традиционную встречу «Землянка» собрались крупные военачальники и командиры Советской армии, участники разгрома фашистских войск в Великой Отечественной войне. «Журавлей» слушали в полной тишине, затаив дыхание. Когда песня отзвучала, аплодисментов не последовало. И тогда на эстраду поднялся Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев, и, обняв Бернеса, обратился к нему со словами: «Дорогой друг, как несправедлива судьба, что лишила нас, солдат, права плакать. Вы такое право нам вернули, спасибо вам за это». И прослезился…
А когда 8 июля 1969 года, когда Бернеса привезли в студию, чтобы записать песню на пластинку, у него уже почти не было сил – неизлечимая болезнь съедала его. Но их хватило, чтобы исполнить последнюю мечту — исполнить песню «Журавли». С первого раза, с первого дубля. Второго могло не быть.
* * *
С именем, вернее, с фамилией Гамзатова связана очередная анекдотичная история. Будто бы, когда Моссовет выделял ему квартиру, поэт попросил, чтобы улица, на которой он будет жить, имела название, которое можно было бы когда-то легко поменять. Якобы Гамзатов имел в виду возможное, после его смерти, переименование улицы в свою честь. Тогда трудно было представить, что всё случится ровно наоборот, что скоро названия московских улиц начнут менять на прежние, исторические. Первую московскую квартиру Гамзатов получил на проспекте Калинина, другую — на улице Горького. Обоим улицам позже вернули их прежние названия. А проспектом Расула Гамзатова назвали центральную улицу Махачкалы — бывшую улицу Ленина.
А вот другая история с выбором московской квартиры, подтверждается семьей Расула. Ему предлагали очень хорошую квартиру в районе проспекта Мира в тихом переулке под названием «Безбожный». Гамзатов, несмотря на отличные условия, отказался, прокомментировав своим родным: «Поэт не должен жить на улице с таким названием». Тогда появился другой вариант с домом на улице Горького.
Именно на фасаде этого дома на Тверской улице в 2011 года была установлена мемориальная доска работы скульптора Пааты Мерабишвили.
В этом доме, расположенном на углу Тверской и Благовещенского переулка, Расул Гамзатов поселился в 1974 году и прожил почти 30 лет. И хотя он постоянно возвращался в Махачкалу, ездил по всему Советскому Союзу и миру, московская квартира постепенно становилась в его жизни главной.
Близ своего дома Расул однажды завернул в малолюдный переулок и вышел к небольшому рынку, должно быть Палашевскому. И тут все узнали Гамзатова и предлагали свои яблоки, груши, виноград не покупать, а пробовать и даже забрать домой. Расул благодарил и отказывался, но тут был и торговец из Азербайджана, который тотчас отжал гранаты и угостил вкуснейшим гранатовым соком. Иногда он заходил со своими гостями в ресторан азербайджанской кухни «Баку», располагавшийся напротив дома. Кавказ он не находил в Москве, а будто продолжал жить в нем. И в Москве жили его кавказские друзья, с которыми он часто встречался – кабардинский поэт Алим Кешоков, всемирно известный танцовщик Махмуд Эсамбаев.
* * *
На этом опомнившись свете,
Открыл покаянно скрипучую дверь
Забытой аульской мечети.
Открывать ему довелось и дверь другой мечети, уже в Москве.
На подъезде к Поклонной горе по Минской улице возвышается Мемориальная мечеть, построенная в парке Победы в память о воинах-мусульманах, погибших в годы Великой Отечественной войне. Мечеть была торжественно открыта в сентябре 1997 года в присутствии многих политических и общественных деятелей. Среди почетных гостей на Поклонной горе был тогда и Расул Гамзатов.
Религия никогда не уходила из его жизни. Так он был воспитан своим отцом, глубоким знатоком ислама Гамзатом Цадаса. Отец был учителем-мударрисом и муллой в разных аулах, не раз избирался шариатским судьёй. Когда настала пора учиться грамоте, шестилетнего Расула отдал в школу при мечети, прозванную «школой Гасана». После закрытия школы Гасана учёба продолжилась в светской школе. Первая такая школа была открыта в Хунзахской крепости. Так разные начала культуры, духовной и светской соседствовали в судьбе Расула, не входя в противоречие, как это чаще всего и было на Кавказе.
Когда-то, приехав в советское время в одно большое дагестанское село, Расул Гамзатов попросил показать ему сельскую мечеть. Там тогда располагался склад. Когда открыли дверь, Гамзатов снял обувь, прежде чем войти, как это положено у мусульман. Бывшие с Гамзатовым люди удивились:
— Это же склад, там пыльно.
— Для вас склад, а для меня мечеть, — сказал Гамзатов.
При посещении кладбища, могил родных мусульмане часто читают суру «Ясин». Расул Гамзатов читал «Ясин» на кладбище родного аула сам или приглашал старшего из родственников. Изменить этот порядок не могло ничто.
«Думаю, если бы не религия, если бы не культура, если бы не язык, то трудно было бы нам сохранить себя и свою нацию. Выслали в своё время чеченцев, ингушей и другие народы, но выслать их дух, характер, религию, культуру не удалось. Когда с Ним не советуешься, ошибаешься. Когда советуешься, не ошибаешься. Мне очень нравится: да храни вас Бог!».
Именно в последние годы своей жизни Расул Гамзатов все более широко обращался к теме веры в своих стихах. «Я вовсе не один — со мной Аллах. В безмерном одиночестве Вселенной» – говорил поэт.
Молю, Всевышний: рассеки мне грудь,
Чтобы душа очистилась от скверны.
Бывали, и за то не обессудь,
Слова мои порою легковерны.
Расул Гамзатов трижды совершил паломничество в святые места ислама — Мекку и Медину. Был он там и с женой и дочерью Патимат, когда совершал умру по приглашению королевской семьи Саудовской Аравии. Хотел и вновь посетить Мекку, но здоровье стремительно уходило… Именно в Москве 3 ноября 2003 года Расул Гамзатов ушел из жизни. Шел тогда почитаемый мусульманами месяц Рамадан.
… Прошел первый век Расула Гамзатова. Начался новый его век, когда люди вновь будут читать его стихи, слушать песни, каждый День Победы отмечать с его Журавлями.
Живите долго, праведно живите,
Стремясь весь мир к собратству сопричесть,
И никакой из наций не хулите,
Храня в зените собственную честь
Расулу Гамзатову – 100 лет! Век Расула отмечается в его родном Дагестане, и по всей России. По указу президента России Владимира Путина, в нашей стране весь год проходят праздничные мероприятия, призванные отпраздновать юбилей и рассказать молодому поколению о творчестве великого аварца.
Особенная связь у поэта была с Москвой, где он учился в Литературном институте, многократно выступал на лучших площадках, обрел свой дом в самом центре столицы. Без преувеличения можно сказать, что Расул Гамзатов стал москвичом, и Москва является таким же важным местом сохранения памяти о его долгой насыщенной жизни и творчестве, как и аварский аул Цада близ древнего Хунзаха или Махачкала.
Поэтому не случайно, 10 лет назад, летним июльским днем, к девяностолетию поэта в Москве ему был установлен памятник на Яузском бульваре. Поэт изображен сидящим на старинном, украшенным затейливой резьбой кресле, больше напоминающем трон. В таком кресле Гамзатов, у своего махачкалинского дома, сидел и смотрел на горы, которые его вдохновляли.
Первый сборник стихов Расула Гамзатова на аварском языке вышел в военном 1943 году.
А первая книга на русском языке вышла в 1948-м, когда Гамзатов учился в Литературном институте в Москве. Русская и мировая литература подняла на горные высоты поэтический дар Гамзатова. В Москве Расул встретит лучших, пожизненных друзей – Якова Козловского, Наума Гребнева, Елену Николаевскую, сумевших с подстрочника передать миллионам читателям мелодию аварской музыки, самобытность и мудрую глубину его стихов. Мелодия – слово не случайное, ведь стихи Расула Гамзатова стали песнями, также созданными в Москве, и до сих пор звучат со сцены, напоминая о его романтическом даре.
В переводе с арабского Расул означает «посланник», «представитель». Имя среди горцев почитаемое, так как традиция связывает его с пророком Мухаммедом — посланником Аллаха. Названный в честь Пророка Расул Гамзатов в Москве стал посланником своего родного Дагестана.
«Аварский цветок лежит у меня в томике Блока. Нет юга без севера. А северу необходим юг. Лично я без русского языка был бы как без крыльев. Вот написал о своей матери-горянке и получаю трогательное письмо. Откуда? С Дальнего Востока. Пишу о погибших братьях, превратившихся в белых журавлей, и снова эхом откликается Россия. Душевный, отзывчивый народ».
Первым из семьи в Москве побывал отец Расула – аварский поэт Гамзат Цадаса, приглашенный в 1934 году на Всесоюзный съезд советских писателей, проходивший в Колонном зале Дома Союзов. Спустя несколько десятилетий со сцены этого исторического московского здания будет выступать Расул.
Летом победного 1945 года Расул Гамзатов отправился в Москву поступать в Литературный институт. В душе он считал себя уже состоявшимся поэтом, билет Союза писателей вроде бы тоже это подтверждал. Да и сомнения одолевали — чему его там научат, после уроков отца — Гамзата Цадаса? Родители, потерявшие на войне двух сыновей, отпустили Расула в Москву.
Столица ошеломила Расула. Он долго гулял по ее проспектам, пораженный толпам людей, транспорту, спускался на величественные, словно дворцы, станции московского метро.
Приёмная комиссия Литературного института была полна абитуриентов – выпускников московских школ и пришедших на Тверской бульвар фронтовиков на костылях. У многих на гимнастерках были боевые ордена и медали.
Поначалу, во время сдачи экзаменов, Расул жил у друзей отца, а после поступления поселился в общежитии Литературного института, располагавшемся в том же доме Герцена, в подвале. Расул сразу оказался в центре литературной жизни – молодые и маститые поэты и писатели приходили на Тверской бульвар, учились и преподавали, здесь проходили семинары и лекции, выступления и конференции. А где-то в глубине двора тихо жил с семьей писатель Андрей Платонов, имя которого редко тогда появлялось на страницах журналов.
Все было в Москве — новым, удивительным для горского юноши с широко открытыми глазами, искренним любопытством. Конечно, не привычно было без мягкой зимы и раннего весеннего тепла родного Дагестана, аварской еды, обилия фруктов и овощей – студенческая жизнь была скудной, но благодать приходила в творчестве и учении. Ему очень повезло с московским литературным наставником.
Расул Гамзатов учился в семинаре Павла Антокольского, известного в ту пору поэта, переводчика и драматурга. Он был человеком многих дарований и надломленной судьбы. Единственный сын Антокольского — Владимир, ровесник Расула, погиб в 1942 году на войне. Памяти его была посвящена поэма «Сын», удостоенная Сталинской премии. С войны не вернулись и 37 студентов Литературного института. Антокольский относился к Расулу Гамзатову с отеческой заботой, как, впрочем, и к остальным своим студентам. Павел Григорьевич открывал студентам неизвестную им русскую поэзию начала XX века, учил правилам стихосложения, рассказывал о Марине Цветаевой, с которой близко дружил, хлопотал в московских редакциях о публикации их стихов.
«Тому, первому послевоенному набору очень повезло, — вспоминал Расул Гамзатов. — Какая атмосфера товарищества была, какой дух братства, какие учителя нас учили!.. Москва и Литературный институт научили меня держать в руке перо, научили меня сидеть, склонившись над белой бумагой, научили меня любить и ценить святое чувство недовольства собой. Москва, Литературный институт открыли мне доселе неведомые тайны поэзии. Там я понял, что долгое время принимал за золото стёртые пятаки».
Здесь же, в Доме Герцена, в аудиториях Литературного института, судьба свела Расула с его будущими переводчиками. В институте Расул Гамзатов близко сдружился с Яковом Козловским и Наумом Гребневым — поэтами, прошедшими войну, которые взялись переводить его стихи. Его переводили ровесники, которые знали его хорошо, понимали его характер, и всегда просили прочитать переводимое стихотворение в оригинале – на аварском. Не случайно, Яков Козловский и Наум Гребнев стали мастерами переводов восточной литературы. Благодаря им зазвучали на русском современники – Алим Кешоков, Кайсын Кулиев, Мустай Карим, Танзиля Зумакулова, и классики – Руми, Насими, Бердах. Много позже, землячка Расула Гамзатова, большая аварская поэтесса Фазу Алиева станет известна на весь Советский Союз благодаря труду Инны Лиснянской.
Переводчик Елена Николаевская, учившаяся с Гамзатовым на одном курсе, вспоминала: «Моя встреча с Расулом Гамзатовым и его Дагестаном, принёсшая мне на всю жизнь сердечную, душевную радость, началась давным-давно, в незапамятные времена, и с тех пор не прерывается... Тверской бульвар, 25. Литературный институт. Первая послевоенная зима. Холодная аудитория. Расул читает свои стихи, а потом рассказывает их строчку за строчкой. Читает по-аварски, пленяя нас, слушающих, магическим звучанием, ритмом, инструментовкой неслыханной и мелодией, для нашего уха непривычной. Это было похоже на некую ворожбу, на волшебные заклинания из сказок».
Расул активно участвовал в подготовке подстрочников, объясняя содержание стихотворения. Затем они с переводчиком подбирали русские слова, которые наиболее точно или как можно ближе выражали мысль автора. После чего поэты-переводчики превращали этот первичный, рабочий материал в поэзию на русском языке, которая запоминалась, превращалась в песни.
Доверяя своим переводчикам, он не упускал из рук процесс перевода, стремился к максимальной передачи содержания и своих идей. Расул приглашал друзей в Дагестан, в свой аул, устраивал встречи с земляками. Это было не только проявлением кавказского гостеприимства, но и желанием познакомить московских литераторов с аварским укладом, природой Дагестана, звучанием языка его стихов в быту и на праздниках.
Расул Гамзатов объяснял суть ремесла перевода с юмором, как и многое в жизни:
«Что такое подстрочник? Один парикмахер подстриг, побрил меня, уложил мне волосы и сказал:
— Ну вот, пришёл ты ко мне, как подстрочник, а уходишь, как перевод».
* * *
Мне дорог был Кавказа быт суровый,
Родной аул в теснине древних гор,
Но, как орлёнок из гнезда родного,
Я всей душою рвался на простор
Москву Расул Гамзатов сразу полюбил. И вернувшись после окончания Литинститута в Дагестан, поселившись в Махачкале, он с большой радостью возвращался в столицу. Его статус первого поэта Дагестана, а впоследствии депутатские дела, располагали к частым командировкам.
В каждый свой приезд в Москву, Расул Гамзатов собирал друзей, проявляя щедрость истинно кавказского человека. Так повелось со студенческих лет, когда Расул, возвращаясь с каникул угощал однокурсников в общежитии Литинститута сушеным мясом и фруктами, привезенными из родного аула Цада.
Также, с юности, с первых гонораров, он полюбил легендарный ресторан Центрального Дома литераторов, демократичный Пестрый, а потом и более официальный Дубовый зал.
Многие из друзей Расула Гамзатова были москвичами, и они часто встречались. Обычно это происходило именно в ЦДЛ, где было шумно и весело. Здесь он общался и со своими друзьями – поэтами народов России, приезжавшими из Уфы, Элисты, Чегема. Мустай Карим, Давид Кугультинов, Кайсын Кулиев и Расул Гамзатов – их крепкая мужская дружба стала символом многонациональной культуры нашей страны.
Бывал Расул Гамзатов и в другом, не менее престижном месте советской Москвы – ресторане «Арагви», располагавшемся на улице Горького. С присущим ему юмором он называл банкеты после своих столичных поэтических или эстрадных концертов – третьим отделением. И на это «третье отделение», на угощенье Расула собирался весь цвет литературной и артистической Москвы. Как шутил поэт, говоря о московском гостеприимстве: «Когда я в Дагестане, москвичи — мои гости, а когда я в Москве, они — снова мои гости».
Жизнелюбивый, всегда находившийся в центре внимания, Расул Гамзатов умел держать стол, из залов московских ресторанов расходились по всей стране его остроты:
- Гонорар платить за строку?! Глупость! Я бы за миниатюры платил в сто раз больше. Сколько же надо труда, чтобы скалу отшлифовать в скульптуру!
— Платить за объём написанного? Платить надо за талант!
— Не люблю больших предисловий. Мне отец говорил: «Предисловие напоминает человека в большой папахе, заслоняющей в театре сцену».
— Издательство должно знать мнение читателя. Вот мой отец любил отдавать свои стихи в сельсоветскую стенгазету: уж аул обязательно прочтёт и обязательно обсудит.
— Какая самая любимая книжка Вашей жены? Кажется, сберегательная.
— Сижу в Президиуме, а счастья нет.
— Правило горцев: продай поле и дом, потеряй все имущество, но не продавай и не теряй в себе человека.
* * *
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времён тех дальних
Летят и подают нам голоса,
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса.
В 1968 году в апрельском номере журнала «Новый мир» было опубликовано пять стихотворений Расула Гамзатова. Одно из них было теми самыми «Журавлями», чей скорбный клич вскоре отозвался в сердцах всего народа большой страны. «Журавлям» суждено было стать главным произведением Расула Гамзатова, с которым он вошел в историю России.
«Я подумал о своих братьях, не вернувшихся с войны, о семидесяти односельчанах, о двадцати миллионах убитых соотечественников. Они постучались в моё сердце, скорбной чередой прошли перед глазами и — на миг показалось — превратились в белых журавлей. В птиц нашей памяти, грустной и щемящей нотой врывающихся в повседневность».
И всё же «Журавли» могли остаться лишь одним из замечательных произведений Расула Гамзатова, если бы на стихотворение не обратил внимание легендарный Марк Бернес. Один из самых требовательных к литературному материалу и музыке артистов эстрады Марк Бернес увидел в журнале «Новый мир», редактируемом Александром Твардовским, стихотворение Расула Гамзатова. Так началась удивительная судьба песни «Журавли», которая стала главной для её создателей — артиста, композитора и поэта.
Песня рождалась непросто. Марк Бернес полагал, что для эстрадного исполнения стихотворение нужно доработать. Как рассказала нам дочь поэта, Патимат Расуловна, Гамзатов по его просьбе заменил в русском тексте джигитов на солдат (а в аварском оригинале – были не джигиты, а парни).
Работать приходилось быстро, неизлечимо больной Бернес торопил. Хотел успеть записать полюбившуюся ему песню. К тому времени, когда был готов доработанный текст, Бернес уже разучивал песню с композитором Яном Френкелем в его квартире на Новоалексеевской улице.
Гамзатов говорил о той дивной поре создания великой песни: «Мне повезло и с композитором Яном Френкелем. Именно к нему обратился Марк Бернес с просьбой написать музыку на эти слова. И он, солдат и музыкант, прошедший всю войну, сделал это великолепно. Это была не столько удача композитора, сколько победа таланта, безошибочное, точное восприятие и воспроизведение движений души. Эта молитвенная песня стала началом нашей бесконечной дружбы».
Премьера песни «Журавли» состоялась в канун Дня Победы, 7 мая 1969 года в редакции газеты «Комсомольская правда». Сюда на свою традиционную встречу «Землянка» собрались крупные военачальники и командиры Советской армии, участники разгрома фашистских войск в Великой Отечественной войне. «Журавлей» слушали в полной тишине, затаив дыхание. Когда песня отзвучала, аплодисментов не последовало. И тогда на эстраду поднялся Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев, и, обняв Бернеса, обратился к нему со словами: «Дорогой друг, как несправедлива судьба, что лишила нас, солдат, права плакать. Вы такое право нам вернули, спасибо вам за это». И прослезился…
А когда 8 июля 1969 года, когда Бернеса привезли в студию, чтобы записать песню на пластинку, у него уже почти не было сил – неизлечимая болезнь съедала его. Но их хватило, чтобы исполнить последнюю мечту — исполнить песню «Журавли». С первого раза, с первого дубля. Второго могло не быть.
* * *
С именем, вернее, с фамилией Гамзатова связана очередная анекдотичная история. Будто бы, когда Моссовет выделял ему квартиру, поэт попросил, чтобы улица, на которой он будет жить, имела название, которое можно было бы когда-то легко поменять. Якобы Гамзатов имел в виду возможное, после его смерти, переименование улицы в свою честь. Тогда трудно было представить, что всё случится ровно наоборот, что скоро названия московских улиц начнут менять на прежние, исторические. Первую московскую квартиру Гамзатов получил на проспекте Калинина, другую — на улице Горького. Обоим улицам позже вернули их прежние названия. А проспектом Расула Гамзатова назвали центральную улицу Махачкалы — бывшую улицу Ленина.
А вот другая история с выбором московской квартиры, подтверждается семьей Расула. Ему предлагали очень хорошую квартиру в районе проспекта Мира в тихом переулке под названием «Безбожный». Гамзатов, несмотря на отличные условия, отказался, прокомментировав своим родным: «Поэт не должен жить на улице с таким названием». Тогда появился другой вариант с домом на улице Горького.
Именно на фасаде этого дома на Тверской улице в 2011 года была установлена мемориальная доска работы скульптора Пааты Мерабишвили.
В этом доме, расположенном на углу Тверской и Благовещенского переулка, Расул Гамзатов поселился в 1974 году и прожил почти 30 лет. И хотя он постоянно возвращался в Махачкалу, ездил по всему Советскому Союзу и миру, московская квартира постепенно становилась в его жизни главной.
Близ своего дома Расул однажды завернул в малолюдный переулок и вышел к небольшому рынку, должно быть Палашевскому. И тут все узнали Гамзатова и предлагали свои яблоки, груши, виноград не покупать, а пробовать и даже забрать домой. Расул благодарил и отказывался, но тут был и торговец из Азербайджана, который тотчас отжал гранаты и угостил вкуснейшим гранатовым соком. Иногда он заходил со своими гостями в ресторан азербайджанской кухни «Баку», располагавшийся напротив дома. Кавказ он не находил в Москве, а будто продолжал жить в нем. И в Москве жили его кавказские друзья, с которыми он часто встречался – кабардинский поэт Алим Кешоков, всемирно известный танцовщик Махмуд Эсамбаев.
* * *
На этом опомнившись свете,
Открыл покаянно скрипучую дверь
Забытой аульской мечети.
Открывать ему довелось и дверь другой мечети, уже в Москве.
На подъезде к Поклонной горе по Минской улице возвышается Мемориальная мечеть, построенная в парке Победы в память о воинах-мусульманах, погибших в годы Великой Отечественной войне. Мечеть была торжественно открыта в сентябре 1997 года в присутствии многих политических и общественных деятелей. Среди почетных гостей на Поклонной горе был тогда и Расул Гамзатов.
Религия никогда не уходила из его жизни. Так он был воспитан своим отцом, глубоким знатоком ислама Гамзатом Цадаса. Отец был учителем-мударрисом и муллой в разных аулах, не раз избирался шариатским судьёй. Когда настала пора учиться грамоте, шестилетнего Расула отдал в школу при мечети, прозванную «школой Гасана». После закрытия школы Гасана учёба продолжилась в светской школе. Первая такая школа была открыта в Хунзахской крепости. Так разные начала культуры, духовной и светской соседствовали в судьбе Расула, не входя в противоречие, как это чаще всего и было на Кавказе.
Когда-то, приехав в советское время в одно большое дагестанское село, Расул Гамзатов попросил показать ему сельскую мечеть. Там тогда располагался склад. Когда открыли дверь, Гамзатов снял обувь, прежде чем войти, как это положено у мусульман. Бывшие с Гамзатовым люди удивились:
— Это же склад, там пыльно.
— Для вас склад, а для меня мечеть, — сказал Гамзатов.
При посещении кладбища, могил родных мусульмане часто читают суру «Ясин». Расул Гамзатов читал «Ясин» на кладбище родного аула сам или приглашал старшего из родственников. Изменить этот порядок не могло ничто.
«Думаю, если бы не религия, если бы не культура, если бы не язык, то трудно было бы нам сохранить себя и свою нацию. Выслали в своё время чеченцев, ингушей и другие народы, но выслать их дух, характер, религию, культуру не удалось. Когда с Ним не советуешься, ошибаешься. Когда советуешься, не ошибаешься. Мне очень нравится: да храни вас Бог!».
Именно в последние годы своей жизни Расул Гамзатов все более широко обращался к теме веры в своих стихах. «Я вовсе не один — со мной Аллах. В безмерном одиночестве Вселенной» – говорил поэт.
Молю, Всевышний: рассеки мне грудь,
Чтобы душа очистилась от скверны.
Бывали, и за то не обессудь,
Слова мои порою легковерны.
Расул Гамзатов трижды совершил паломничество в святые места ислама — Мекку и Медину. Был он там и с женой и дочерью Патимат, когда совершал умру по приглашению королевской семьи Саудовской Аравии. Хотел и вновь посетить Мекку, но здоровье стремительно уходило… Именно в Москве 3 ноября 2003 года Расул Гамзатов ушел из жизни. Шел тогда почитаемый мусульманами месяц Рамадан.
… Прошел первый век Расула Гамзатова. Начался новый его век, когда люди вновь будут читать его стихи, слушать песни, каждый День Победы отмечать с его Журавлями.